За кулисами «Большой тройки»
Почему сегодня «решимость сохранить и усилить единство целей и действий» тает на глазах?
Восемь дней Иосиф Сталин, Уинстон Черчилль и Франклин Делано Рузвельт провели в напряженных и конструктивных дискуссиях, в итоге определив принципы послевоенного мироустройства. Временами «Большая тройка» напоминала хорошо сыгранный ансамбль. В прошлом остался сложный и долгий процесс становления Антигитлеровской коалиции, забывать о котором мы, однако, не вправе.
О поддержке Советского Союза премьер-министр Великобритании Уинстон Леонард Спенсер Черчилль заявил по радио вечером 22 июня 1941 года: «Я вижу русских солдат, стоящих на рубеже родной страны, охраняющих землю, которую их отцы населяли со времен незапамятных, я вижу нависшую над ними немецкую военную машину, тупую, вымуштрованную, послушную, жестокую армаду нацистской солдатни, надвигающуюся, как стая саранчи… Мы поможем России и русскому народу всем, чем только можем. Опасность для России – это опасность для нас и для Америки, и борьба каждого русского за свой дом и очаг – это борьба каждого свободного человека в любом уголке земного шара».
О чем молчал британский премьер
В тот воскресный вечер Черчилль произнес немало важных слов. Но он не сказал о том, что 22 июня утром Великобритания вздохнула с облегчением – Гитлер атаковал не ее, а Советский Союз. Призывая к бескомпромиссной борьбе с врагами до полной победы, премьер-министр умолчал и о том, что воевать с Германией он хотел… чужими руками.
Позиция Лондона для Кремля недолго оставалась тайной. В июле 1941 года началась личная переписка между Сталиным и Черчиллем. «Вторая мировая война внесла важное нововведение в традиционный дипломатический обиход, — констатировал хорошо информированный советский посол в Великобритании Иван Майский. — До того главы правительств сносились друг с другом, как принято было выражаться, «через нормальные дипломатические каналы», т. е. через министров иностранных дел и послов. Непосредственные обращения глав правительств друг к другу были чрезвычайно редки и носили по большей части торжественно-эти
Черчилль сразу пообещал Сталину, что сделает «все, чтобы помочь Вам, поскольку это позволят время, географические условия и наши растущие ресурсы». В ответном послании Сталин поставил вопрос об открытии Второго фронта в Европе. Британский премьер-министр ответил, что пока это неосуществимо. За последующие три года такой ответ с берегов туманного Альбиона руководитель СССР получит еще не раз.
Что же касается президента США Франклина Делано Рузвельта, то он, принимая 10 июля посла СССР Константина Уманского, заметил: «Если русские смогут сдержать немцев до 1 октября 1941 года, это будет большим вкладом в поражение Германии, поскольку после этой даты никакие эффективные военные операции немцами в России не могут быть проведены…»
Примечательно и откровенное заявление сенатора от штата Миссури, будущего президента США Гарри Трумэна: «Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии и, таким образом, пусть они убивают как можно больше».
Летом 1941 года американцы и англичане были уверены в том, что сопротивление СССР будет продолжаться максимум три месяца. Вскоре Рузвельт и Черчилль встретились близ Ньюфаундленда, не посчитав нужным пригласить Сталина. 14 августа они подписали Атлантическую хартию, заявив об общих целях в войне. Хотя СССР присоединился к ней уже 24 сентября, Сталин назвал Атлантическую хартию «алгеброй» и добавил, что предпочел бы «практическую арифметику».
Ею занялись пять дней спустя, когда в советской столице открылась конференция представителей трех великих держав. Великобританию представлял министр снабжения лорд Уильям Максуэлл Бивербрук, США – специальный посол президента Аверелл Гарриман. В беседе с ними Сталин упрекнул Лондон и Вашингтон в нежелании серьезно помочь стране, несущей главное бремя войны с общим врагом. В ходе переговоров он добился согласия союзников на 70 видов вооружений и иных предметов военного назначения и свыше 80 предметов медицинского назначения. Вопрос об открытии второго фронта остался нерешенным.
6 ноября 1941 года, выступая с докладом на торжественном заседании Московского Совета депутатов трудящихся, Сталин так оценил значение переговоров с англо-американск
Визит Молотова в Англию и США
После разгрома немцев под Москвой вопрос о Втором фронте в Европе своей остроты не утратил. Чтобы сдвинуть дело с мертвой точки, Сталин пошел на смелый шаг, направив в Лондон и Вашингтон второго человека в иерархии советских вождей – наркома иностранных дел СССР Вячеслава Молотова.
Как нарочно, Молотову, спешившему поскорее начать переговоры с союзниками, вылететь из Москвы долго не удавалось. Его самолет должен был приземлиться на аэродроме в шотландском Данди. Встречать наркома выехала представительная делегация во главе с постоянным заместителем министра иностранных дел Великобритании Александром Кадоганом.
Советский посол в Великобритании Иван Майский вспоминал: «Наш поезд прибыл в Данди и был поставлен на запасной путь. Мы полагали, что советский самолет прибудет на следующее утро (сам полет должен был проходить ночью), но к вечеру пришло сообщение из Москвы, что ввиду нелетной погоды на том конце вылет наркома откладывается на завтра. На другой день к вечеру опять пришло сообщение: в Москве погода нелетная. На третий день погода прояснилась, но, как назло, погода на английском конце оказалась нелетной. То же самое случилось и на четвертый день…
Город Данди не очень большой, все там друг друга знают, всякие «новости» среди жителей распространяются с необыкновенной быстротой. Не удивительно поэтому, что на пятый или шестой день после нашего прибытия в Данди перед вагонами специального поезда появился мэр города, в официальном костюме и с цепью на шее для того чтобы приветствовать от имени населения «его превосходительст
Тем временем самолет наркома наконец-то поднялся в воздух. Один из пилотов позже вспоминал, что «когда пролетали линию фронта, на самолет обрушился шквал зенитного огня, дальше… ускользнули от немецких истребителей, попали в болтанку».
Связанный с большим риском перелет себя не оправдал. Визит Молотова не стал поворотным событием в истории «Большой тройки» и не подвигнул союзников к открытию Второго фронта в 1942 году. Заявления англосаксов о том, что они считают вопрос о высадке в Европе своей «неотложной задачей», делались для отвода глаз. В планах американских и британских штабов такая операция отсутствовала. И если Рузвельт временами колебался, то Черчилль был последовательным и упорным противником Второго фронта. Его позиция диктовалась нежеланием рисковать жизнями сограждан. Британский премьер-министр выступал за затяжную войну на измор. Право воевать и нести огромные потери он любезно предоставил нашим дедам и прадедам.
19 июня 1942 года Черчилль прилетел в Вашингтон и убедил Рузвельта забыть о Втором фронте до конца года. Советский посол в США Максим Литвинов сообщил в НКИД 13 октября: «Президент признает необходимость высадки на европейском континенте, но этому противятся англичане и его собственные военные советники. Не подлежит сомнению, что он в этом вопросе взят на буксир Черчиллем». Тогда же в октябре в секретном меморандуме Черчилля промелькнуло признание, что все его «помыслы обращены прежде всего к Европе. Произошла бы страшная катастрофа, если бы русское варварство уничтожило культуру и независимость древнейших европейских государств».
Глава союзного государства рассуждал о «русском варварстве» в те дни, когда на улицах Сталинграда шли тяжелейшие кровопролитные бои между «русскими варварами» и представителями так называемой «цивилизованной Европы». «Сталинград больше не город, — сообщил в письме домой немецкий солдат. — Днем это огромное горящее облако, слепящий дым; это огромная печь, освещенная бликами огня. А когда приходит ночь, одна из этих кровавых ночей, собаки бросаются в Волгу и отчаянно пытаются достичь противоположного берега. Животные бегут из ада; самые твердые камни не могут вынести этого долго; держатся только люди».
А циничный британский премьер-министр думал о будущем. В своем меморандуме он уже грезил «объединенной Европой», где не окажется места СССР. «Железный занавес», о котором Черчилль публично заявил 5 марта 1946 года, возник задолго до этого дня в его воображении.
«Советское правительство не может примириться с игнорированием коренных интересов Советского Союза»
Сталин не оставил без внимания позицию англосаксов, что нашло отражение в его переписке с Черчиллем и Рузвельтом. Понимая обоснованность недовольства советского руководителя, и немало опасаясь того, что Кремль пойдет на сепаратные переговоры с Берлином, Черчилль решил лететь в Москву.
Визит состоялся в августе 1942 года, когда Вермахт рвался к Сталинграду и Кавказу. В начале переговоров Сталин вручил Черчиллю и представлявшему США Гарриману меморандум. В нем подчеркивалось, что 1942 год представляет «наиболее благоприятные условия для создания Второго фронта в Европе, так как почти все силы немецких войск и притом лучшие силы, отвлечены на Восточный фронт». Однако британский премьер был неумолим. Он сообщил Сталину об отказе союзников открыть Второй фронт в 1942 году, объяснив решение недостатком транспортных средств для десанта. Правда, Черчилль и Гарриман тут же пообещали приложить все усилия для того, чтобы это стало фактом весной 1943 года. Сталину довелось выслушать оторванные от действительности уверения Черчилля, что якобы одни только «разговоры относительно англо-американск
Линия саботажа получила свое продолжение в январе 1943 года, когда Рузвельт и Черчилль встретились в Касабланке, откуда отправили Сталину совместное послание. В нем в общих словах, но с пафосом говорилось о будущих операциях англичан и американцев, которые, «вместе с Вашим мощным наступлением могут, наверное, заставить Германию встать на колени в 1943 г.».
Генеральный секретарь ЦК ВКП(б), хорошо знавший цену цветастым декларациям и пустым обещаниям англосаксов, сразу поставил вопрос ребром: «Понимая принятые Вами решения в отношении Германии как задачу ее разгрома путем открытия Второго фронта в Европе в 1943 году, я был бы Вам признателен за сообщение о конкретно намеченных операциях в этой области и намечаемых сроках их осуществления».
Ответа на логичный вопрос у Черчилля и Рузвельта не оказалось и на этот раз. А в начале лета выяснилось, что Второй фронт не будет открыт и в 1943 году. И тогда Сталин разразился посланием, которое может служить образцом того, как руководители нашего государства должны объясняться с западными лидерами, когда те не выполняют взятых на себя обязательств.
Сталинское письмо Черчиллю от 24 июня 1943 года достойно подробного цитирования: «Еще в прошлом году Вы сообщили, что вторжение в Европу английских и американских войск в большом масштабе будет произведено в 1943 году. В Вашем меморандуме, переданном В. М. Молотову 10 июня 1942 года, Вы писали: «Наконец, и это является наиболее важным из всего, мы концентрируем наши максимальные усилия на организации и подготовке вторжения на континент Европы английских и американских войск в большом масштабе в 1943 году. Мы не устанавливаем никаких пределов для размеров и целей этой кампании, которая вначале будет выполнена английскими и американскими войсками в количестве свыше 1 миллиона человек при соответствующей авиационной поддержке».
В начале нынешнего года Вы от своего имени и от имени Президента дважды сообщали о Ваших решениях по вопросу о вторжении англо-американск
Поэтому, когда Вы теперь пишете, что «Россия не получила бы помощи, если бы мы бросили сотню тысяч человек через Канал в гибельное наступление», то мне остается напомнить Вам о следующем. Во-первых, о Вашем же собственном меморандуме от июня месяца прошлого года, когда Вы заявляли о подготовке к вторжению не одной сотни тысяч человек, а о количестве англо-американск
Когда же Вы теперь заявляете: «Я не могу представить себе, каким образом крупное британское поражение и кровопролитие помогло бы советским армиям», то не ясно ли, что такого рода заявление в отношении Советского Союза не имеет под собой никакой почвы и находится в прямом противоречии с указанными выше другими Вашими ответственными решениями о проводимых широких и энергичных англо-американск
Я уже не распространяюсь о том, что это Ваше ответственное решение об отмене предыдущих Ваших решений насчет вторжения в Западную Европу принято Вами и Президентом без участия Советского Правительства и без какой-либо попытки пригласить его представителей на совещание в Вашингтоне, хотя Вы не можете не знать, что в войне с Германией роль Советского Союза и его заинтересованнос
Нечего и говорить, что Советское Правительство не может примириться с подобным игнорированием коренных интересов Советского Союза в войне против общего врага.
Вы пишете мне, что Вы полностью понимаете мое разочарование. Должен Вам заявить, что дело идет здесь не просто о разочаровании Советского Правительства, а о сохранении его доверия к союзникам, подвергаемого тяжелым испытаниям. Нельзя забывать того, что речь идет о сохранении миллионов жизней в оккупированных районах Западной Европы и России и о сокращении колоссальных жертв советских армий, в сравнении с которыми жертвы англо-американск
Во взаимоотношениях союзников возник серьезный кризис. В полной мере он был преодолен только на Тегеранской конференции (см. статью «Уинстон Черчилль: «Этот день рождения был для меня действительно счастливым днем…» http://www.patri
Объясняя причину перемены в поведении глав США и Великобритании, прошедший войну философ, социолог и писатель Александр Зиновьев справедливо указал на то, что англосаксов охватил страх, что Красная Армия без них «добьет гитлеровскую Германию и захватит всю Западную Европу. Союзники открыли Второй фронт, спасая самих себя от угрозы победы коммунизма во всей Европе».
6 июня 1944 года началась высадка союзников в Нормандии.
«Русские доказали, что они могут быть разумными и дальновидными»
В феврале 1945 года в Ялте Сталин, Рузвельт и Черчилль скоординировали свои усилия в деле разгрома нацистской Германии и договорились о том, что поверженная страна будет разделена на четыре зоны оккупации – советскую, английскую, американскую и французскую.
По вопросу о репарациях с Германии позиция Сталина встретила у Рузвельта полное понимание. Иначе повел себя Черчилль. «Если внимательно проследить за дискуссией по вопросу о репарациях с Германии, то становится очевидным, что Черчилль, ссылаясь на все новые сложности на пути справедливой компенсации Советскому Союзу его гигантских потерь, не хотел думать о жертвах советского народа, подвергшегося гитлеровской агрессии. Его гораздо больше заботил вопрос о том, как создать благоприятные условия для послевоенной Германии», — писал в мемуарах переводчик Валентин Бережков.
Отстаивая свою позицию, Черчилль сравнивал немцев с лошадью, которую надо кормить сеном и овсом, чтобы на ней ездить, с автомобилем, которому необходим бензин. Выслушав демагогию лицемерного англичанина, Сталин парировал: «Немцы – люди, а не лошади и автомобили, и репарации им придется платить за причиненные в годы войны несчастья и разруху». Советская делегация добилась того, чтобы зафиксировать в решениях конференции общность позиции СССР и США, оставив Великобританию в одиночестве, и общую сумму репараций с поверженной Германии в 20 млрд. долларов. Половина этой суммы предназначалась Советскому Союзу.
В Ялте было решено, что правительство Польши будет сформировано на базе Временного правительства Польской Республики, состоявшего из ориентированных на СССР поляков — «с включением в него демократических деятелей из самой Польши и поляков из-за границы». «Большая тройка» определила восточную границу послевоенной Польши по линии Керзона с отступлением от нее в некоторых районах от 5 до 8 км в пользу Польши. В целом польский вопрос был решен в выгодном для СССР ключе. И это было абсолютно справедливо. Ведь при освобождении Польши Красная Армия потеряла убитыми более 600 тысяч человек — больше, чем и англичане, и американцы за всю Вторую мировую войну.
Через 2-3 месяца после капитуляции Германии СССР обещал вступить в войну с Японией. За это Сталин предложил вернуть нашей стране Курильские острова и южную часть Сахалина, восстановить ее права на аренду военно-морской базы в Порт-Артуре и Китайско-Восточн
В Коммюнике о конференции трех союзных держав говорилось: «Наше совещание в Крыму вновь подтвердило нашу общую решимость сохранить и усилить в предстоящий мирный период то единство целей и действий, которое сделало в современной войне победу возможной и несомненной для Объединенных Наций. Мы верим, что это является священным обязательством наших правительств перед своими народами, а также перед народами мира.
Только при продолжающемся и растущем сотрудничестве и взаимопонимании между нашими тремя странами и между всеми миролюбивыми народами может быть реализовано высшее стремление человечества — прочный и длительный мир, который должен, как говорится в Атлантической хартии, обеспечить такое положение, при котором все люди во всех странах могли бы жить всю свою жизнь, не зная ни страха, ни нужды.
Победа в этой войне и образование предполагаемой международной организации представляет самую большую возможность во всей истории человечества для создания в ближайшие годы важнейших условий такого мира».
Характеризуя атмосферу, царившую на Крымской (Ялтинской) конференции, ближайший советник Рузвельта Гарри Гопкинс, констатировал: «Мы действительно верили в глубине души, что это была заря нового дня, о котором все мы молились и говорили на протяжении многих лет. Мы были абсолютно убеждены, что выиграли первую великую победу за дело мира – и, говоря «мы», имею в виду всех нас, все цивилизованное человечество. Русские доказали, что они могут быть разумными и дальновидными, и у президента, как и у всех нас, не было никакого сомнения, что мы можем жить с ними и сотрудничать в мире до самого далекого будущего, которое только мог вообразить любой из нас».
Жаль, что эти надежды по вине англичан и американцев оказались несбыточными.
Газета «Патриоты России». 3 февраля 2015
0 комментариев для “За кулисами «Большой тройки»”