Об «объективных» законах экономики. Мой ответ Евгению Скобликову
На днях на сайте «Русская планета» появилась статья Евгения Скобликова под названием «В чем ошибаются Глазьев и Катасонов» (http://rusplt.ru/society/glazev-i-katasonov—oshibki-ekonomistov-27060.html). Основной тезис автора статьи (экономист из Пензы) – известные отечественные экономисты Сергей Глазьев и Валентин Катасонов игнорируют «объективный характер» экономических законов…
С подобного рода критикой мне приходится встречаться достаточно часто. Поэтому, пользуясь случаем, отвечаю Евгению Скобликову. Но полагаю, что с ответом познакомятся многие и рассчитываю, что ответ позволит широкой аудитории лишний раз задуматься над тем, что такое «экономика», «экономическая наука», «экономические законы».
О том, что в сфере экономики нет никаких «объективных» законов, я пишу в каждой второй своей книге. Мой оппонент Евгений Скобликов утверждает, что познакомился с моим двухтомником («О проценте: ссудном, подсудном, безрассудном»). Но ведь там я постарался предельно внятно и просто объяснить читателю мою позицию по поводу «объективности» экономических законов.
Особо стоит обратить внимание на главу 7 ««Смерть экономики» и кое-что об «экономической филологии»». В ней, между прочим, содержатся убийственные оценки так называемой «экономической науки», которые в свое время дал известный шведский публицист, журналист и общественный деятель Айвор Бенсон (я их заимствовал из его книги «Фактор сионизма»). Окончательный вывод шведа звучит жестко: «Коротко можно ответить так: экономика – лженаука». Чтобы немного смягчить такую оценку, скажу, что Бенсон делает такой вывод в отношении той «науки», которая официально навязывается обществу и которая изобретает разного рода «объективные» законы, нужные «хозяевам денег». Дополняя Айвора Бенсона, скажу: со времен Адама Смита – так называемая экономическая «наука» — важнейший элемент идеологии капитализма, своим острием она направлена на разложение и уничтожение христианской цивилизации.
Одна из последних моих книг, где я еще более глубоко рассматриваю данный вопрос, — «Русская социологическая мысль на рубеже XIX-XX веков» (издательство «Родная страна», 2015 год). Своим тезисом об отсутствии «объективных» экономических законов я никаких «Америк» не открываю. Об этом говорили и писали русские мыслители того времени, которые не подпали под гипнотическое действие буржуазной политической экономии Адама Смита и материалистического учения Карла Маркса. Поэтому всем сомневающимся и ищущим предлагаю познакомиться с упомянутой мною книгой «Русская социологическая мысль…», где содержатся очерки о Константине Леонтьеве, Льве Тихомирове, Владимире Соловьеве, Сергее Булгакове, Сергее Шарапове.
В качестве ответа моему оппоненту предлагаю фрагмент из содержащегося в этой книге очерка «Владимир Соловьев о нравственности и экономике (по страницам работы «Оправдание добра»)».
Председатель русского экономического общества им. С.Ф. Шарапова В.Ю. Катасонов
P.S. Пока я готовил ответ на статью Евгения Скобликова произошла невероятная вещь: она исчезла с сайта «Русская планета». Я не успел даже сделать ее копию. Жаль, конечно. Тем не менее, я от своей идеи лишний раз показать, что никаких «объективных» законов экономики не существует, не отказываюсь. Итак, еще раз приглашаю познакомиться с взглядами на экономику русского философа Владимира Соловьева, изложенными в моей книге «Русская социологическая мысль…».
Отделение экономики от нравственности на «научной» основе.
Одной из причин тех антагонизмов, которые возникали и возникают в сфере экономических отношений, по мнению Соловьева, является то, что так называемая «экономическая наука» изгнала всяческую нравственность из своих рассуждений и построений. Там нет места понятиям добра и зла:
«Самый факт экономических бедствий есть свидетельство, что экономические отношения не связаны как должно с началом добра, не организованы нравственно. Целая мнимонаучная школа экономических анархистов-консерваторов прямо отрицала и еще отрицает, хотя без прежней самоуверенности, всякие этические начала и всякую организацию в области хозяйственных отношений, и ее господство немало способствовало возникновению анархизма революционного».
Соловьев был одним из немногих мыслителей, которые не подпали под гипнотическое действие западной экономической «науки», нежданно-негаданно свалившейся на голову русского человека. Также настороженно и к этой неведомой русскому человеку «науке» отнеслись Ф.М. Достоевский, С.Ф. Шарапов, К.Н. Леонтьев, Л.А. Тихомиров, Г.В. Бутми, А.Д. Нечволодов, В.А. Кокорев и некоторые другие писатели, предприниматели, философы. Но таких людей среди русской элиты было меньшинство. Российская интеллигенция в своей массе заглотнула заброшенный с Запада, где уже давно царил дух «экономического материализма», блестящий крючок экономической «науки». Про Соловьева даже можно сказать, что его отношение к экономической «науке» было не просто настороженным, а однозначно отрицательным. И он обосновал такое свое отношение.
Экономическая «наука» — источник нигилизма и анархизма.
В приведенной выше цитате говорится о том, что «оскопленная» (лишенная нравственных ориентиров) экономическая «наука» порождает революционный анархизм. Это очевидно, поскольку этические нормы, дающиеся человеку a priori, через совесть, предотвращают превращение земной жизни в ад. Анархизм – проявление этого адского начала, энтропия[1], сначала поражающая человека, потом — общество и даже окружающую человека природу.
Буржуазная экономическая «наука» не очень стремится вскрывать противоречия и негативные явления того капиталистического общества, из недр которого она вышла. В выявлении социальных язв общества преуспели различные партии социализма и их идеологи: Лассаль, Прудон, Маркс и др. Но, по мнению Соловьева, социалистическая критика капиталистического общества поверхностна. Социалисты при их внешнем радикализме не могут предложить действенных средств исцеления, поскольку не видят глубинных корней болезни:
«…многочисленные разновидности социализма, не только радикального, но и консервативного, более обнаруживают присутствие болезни, нежели представляют действительные средства исцеления».
Также Соловьев подвергает критике буржуазную политическую экономию, которая призвана обосновывать и охранять существующий капиталистический порядок. Ортодоксальная политическая экономия (видимо, под ней Соловьев подразумевает английскую классическую политэкономию Уильяма Петти, Адама Смита и Давида Рикардо) четко разделяет две сферы человеческой жизни: хозяйственную и нравственную:
«Несостоятельность ортодоксальной политической экономии (либеральной или, точнее, анархической) заключается в том, что она отделяет принципиально область хозяйственную от нравственной».
Интересно, что он называет ортодоксальную политическую экономию «либеральной» и «анархической». Это не удивительно, поскольку ортодоксы от политэкономии нравственную сферу жизни полностью исключают из своего анализа. Приучая тем самым своих адептов к тому, чтобы игнорировать нравственное начало и в практической хозяйственной жизни.
У социализма по-другому: он смешивает обе сферы. У социалистов понятие «совести» является полной абстракцией, не вписывающейся в материалистическое понимание мира. Поэтому у них вся нравственность сводится к эквивалентному обмену, правильному распределению общественного продукта, запрету права наследования, пресечению наемного и других форм рабства и иным подобным вещам материального экономического мира:
«…а несостоятельность всякого социализма заключается в том, что он допускает между этими двумя различными, хотя и нераздельными областями более или менее полное смешение, или ложное единство».
Homo economicus — идеал и продукт экономической «науки»
Буржуазная политическая экономия представляет человека лишь в качестве homo economicus, т.е. как человека производящего, владеющего и потребляющего[2], что, по мнению Соловьева, в высшей степени безнравственно:
«Признавать в человеке только деятеля экономического – производителя, собственника и потребителя вещественных благ – есть точка зрения ложная и безнравственная. Упомянутые функции не имеют сами по себе значения для человека и нисколько не выражают его существа и достоинства. Производительный труд, обладание и пользование его результатами представляют одну из сторон в жизни человека или одну из сфер его деятельности, но истинно человеческий интерес вызывается здесь только тем, как и для чего человек действует в этой определенной области».
Определение в качестве высшей цели жизни максимизацию материальных благ для Соловьева выглядит безумием. Идея не только безумная, но и опасная. Соловьев сравнивает homo economicus – главного героя политической экономии — с трупом. Там действительно остаются лишь механические движения атомов, а вся остальная жизнь (процессы физиологические, неравные и психологические) уже покинула хладное тело человека. Экономическая наука имеет дело с трупом:
Как свободная игра химических процессов может происходить только в трупе, а в живом теле эти процессы связаны и определены целями органическими, так точно свободная игра экономических факторов и законов возможна только в обществе мертвом и разлагающемся, а в живом и имеющем будущность хозяйственные элементы связаны и определены целями нравственными, и провозглашать здесь laissez faire, laissez passer* – значит говорить обществу: умри и разлагайся!
[* попустительство, вседозволенность (фр.). – прим. В. Соловьева]
Отрицательное отношение Соловьева к идее homo economicus в конце позапрошлого века (несмотря на быстрое развитие капитализма в России) не выглядело чем-то оригинальным. Между прочим, император Александр III посчитал «Богатство народов» безнравственной книгой и запретил ее издание и продажу в России.
Слава Богу, в реальной жизни большинство людей у нас в России, даже сегодня, в XXI веке, еще не дошли до состояния homo economicus. Но экономическая наука делает все возможное, чтобы это поскорее произошло. В живом общественном организме все хозяйственные части имеют неэкономические цели, такие цели имеют нравственное измерение. Но экономическая «наука» не просто описывает идеальную модель homo economicus, она активно участвует в формировании этого нового типа человека. Все это еще более бросается в глаза сегодня, в XXI веке, чем во времена Соловьева. Формирование «экономических роботов» осуществляется через пропаганду так называемых «экономических знаний» (СМИ, учебные заведения, литература и культура).
О так называемых «экономических законах»
Так называемые «экономические законы», открытые «наукой», не могут в большинстве случаев сколь-нибудь внятно объяснить конкретные действия участвующих в хозяйственной жизни людей. У человека есть множество вариантов действий, каждый из которых имеет разную нравственную оценку. Так, на одном и том же месте могут находиться разные люди с точки зрения их склонности к воровству. Один не может не красть. Другой человек может при определенных условиях не красть. А третий человек не может украсть даже под дулом пистолета:
«Конечно, в основе всей этой экономической области лежит нечто простое и роковое, само по себе из нравственного начала не вытекающее, – необходимость труда для поддержания своего существования. Нет, однако, и не было такого низменного состояния в жизни человечества, когда эта простая материальная необходимость не осложнялась бы нравственным вопросом. Нужда заставляет дикаря-полузверя промышлять себе средства к жизни, но при этом он может или думать только о себе одном, или же в свою нужду включать также нужду своей самки и детенышей. Если лов был неудачен, он может поделиться с ними и скудною добычею, оставаясь сам впроголодь, или же может забрать все себе, а их бросить на произвол судьбы, или, наконец, может убить их с тем, чтобы наесться их мяса. Но на каком бы из этих способов действия он ни остановился, едва ли найдется такой правоверный служитель науки, который увидит здесь роковое действие политико-экономических «законов»».
Мотивы и цели экономической деятельности зачастую находятся за пределами того, что называется «экономикой», и не определяются так называемыми «экономическими законами». Например, мотивы человека к труду могут диктоваться не только потребностью прокормить себя и свою семью (чисто биологические причины), но также желанием стать богатым, знаменитым, казаться успешным, иметь возможность помогать другим людям, потребностью в творчестве и т.п. Даже если основной и даже единственной целью труда будет удовлетворение жизненно необходимых потребностей человека и его близких, он может выбрать тот или иной вид труда. В одном случае труд направлен на благо людей (скажем, выпечка хлеба), в другом случае он может наносить вред обществу (скажем, производство водки). Даже если у человека нет возможности выбора того или иного вида труда, он может по-разному относиться к труду на своем рабочем месте. И т.д. и т.п. Политическая экономия не в состоянии увидеть и учесть все эти бесконечные нюансы труда и экономической деятельности человека в целом. Да она и не пытается это делать. В результате она создает какую-то абстрактную картину, которая может сильно не соответствовать реальной жизни.
Или картина будет более или менее адекватной, но отражающей состояние общества в конкретный момент времени и в конкретной стране. Например, классическая политическая экономия отражала ситуацию в Англии в 18 -начале 19 вв. Чистым безумием было желание некоторых представителей российской интеллигенции XIX века проецировать выводы английской политэкономии на Россию, принадлежащей к принципиально отличной цивилизации. В дальнейшем не с меньшей энергией российская интеллигенция пыталась объяснить (и даже изменить) жизнь в России с помощью политэкономии Карла Маркса (впрочем, последняя была лишь слегка перелицованной политэкономией Адама Смита и Давида Рикардо). Владимир Соловьев разъясняет мысль об эфемерности так называемых «экономических законов»:
Хотя необходимость трудиться для добывания средств к жизни есть действительно нечто роковое, от человеческой воли не зависящее, но это есть только толчок, понуждающий человека к деятельности, дальнейший ход которой определяется уже причинами психологического и этического, а вовсе не экономического свойства. – При некотором осложнении общественного строя не только результаты труда и способ пользования ими – не только «распределение» и «потребление», – но и самый труд вызывается кроме житейской нужды еще другими побуждениями, не имеющими в себе ничего физически принудительного или рокового, например – чтобы назвать самые распространенные – страстью к приобретению и жаждою наслаждений. Так как не только нет экономического закона, которым бы определялась степень корыстолюбия и сластолюбия для всех людей, но нет и такого закона, в силу которого эти страсти были бы вообще неизбежно присущи человеку, как роковые мотивы его поступков, то, значит, поскольку экономические деятельности и отношения определяются этими душевными расположениями, они имеют свое основание не в экономической области и никаким «экономическим законам» не подчиняются с необходимостью.
Мы все помним, что в советское время кроме материальных стимулов к труду были еще стимулы моральные, для многих вторые были совсем не пустым звуком. Если бы мотивы к труду были чисто биологическими, тогда, наверное, действительно можно было бы пробовать сформулировать «экономические законы». Но в этом случае они были бы просто разновидностью биологических законов, которые помогали бы описывать процессы в сообществе человекоподобных существ. А сама политическая экономия превратилась бы в раздел биологии, который занимается изучением биогеоценозов[3].
Какие законы действуют в хозяйственной сфере?
В экономике, как отмечает Соловьев, правила торговли, уплаты налогов, ведения хозяйственных споров, биржевых операций и многого другого определяет государство. Именно его законы (юридические) и определяют характер отношений между участниками хозяйственной деятельности. Итак, есть нравственные законы, есть юридические законы, а вот «экономических» законов как таковых нет. Есть еще законы природы, которые действуют «железно». А разные так называемые «экономические» законы (например, закон спроса и предложения) могут искажаться и «искривляться» свободным волеизъявлением участников экономических отношений и решениями (законами) государства. Если уровень нравственности в обществе невысок (например, общество охвачено чумой алчности), то государство своими законами частично компенсирует эти недостатки нравственного состояния общества (скажем, вводя ограничения на цены для того, ограничивать алчность товаропроизводителей и торговцев):
«Должно заметить, что при всем различии этих двух понятий – закона природы и закона положительного или государственного – этот последний, хотя и есть дело рук человеческих, уподобляется, однако, первому, поскольку в пределах своего действия имеет силу непреложную, не допуская никакого непредвиденного исключения; тогда как мнимые законы экономические никогда такого значения не имеют и во всякий момент могут быть беспрепятственно нарушены и отменены нравственною волей человека. Ни один, безусловно, помещик в России, в силу закона 1861 г., не может теперь продавать или покупать крестьян иначе как в сновидении, тогда как, с другой стороны, ничто не препятствует любому добродетельному петербургскому домовладельцу даже наяву, вопреки »закону» об отношении спроса к предложению, понизить цену на квартиры в видах чисто филантропических, и если весьма немногие пользуются случаем это сделать, то это доказывает никак не силу экономики, а только слабость добродетели у этих лиц; ибо как только этот недостаток личного человеколюбия будет восполнен требованием закона государственного, так цены сейчас же понизятся и «железная» необходимость экономических законов сразу окажется хрупкою, как стекло. Эта очевидная истина признается в настоящее время писателями, совершенно чуждыми всякого социализма…».
В предметах и явлениях экономической жизни существует лишь два типа причинности: а) природная причинность (законы природы); б) человеческая причинность (поведение человека, который руководствуется или, наоборот, не руководствуется нравственными нормами). В поведении человека в сфере экономики также можно прослеживать некоторые закономерности, но это закономерности не экономические. По мнению Соловьева, чисто «экономическая» причинность, «экономические законы» – от лукавого. Можно говорить о некоторых универсальных закономерностях (тенденциях, особенностях) поведения человека, которые проявляются не только в экономике, но и других сферах жизни (социальной, политической, семейной):
«Я не отрицаю закономерности человеческих действий, а возражаю только против выдуманного сто лет тому назад особого рода закономерности материально-экономической, независимой от общих условий психологической и нравственной мотивации. Все, что существует в предметах и явлениях экономической области, происходит, с одной стороны, от внешней природы и подчинено в силу этого материальной необходимости (механическим, химическим, биологическим законам), а с другой стороны, определяется действием человека, которое подчинено необходимости психологической и нравственной; и так как никакой еще причинности, кроме природной и человеческой, нельзя найти в предметах и явлениях экономического порядка, то, значит, никакой еще особой самостоятельной необходимости и закономерности здесь нет и быть не может».
Законы природы нельзя отменить никакими декретами. Например, никакому, даже самому безумному царю или императору не приходило в голову идеи принятия указа об отмене восходов солнца или изменениях графика его движения на небосклоне. А вот принятие государством законов, регулирующих экономические отношения, может сильно влиять на экономическое поведение людей. Это лишний раз доказывает, что так называемые «экономические законы» — фантазия «ученых» от экономики:
«Указание на тот факт, что недостаток нравственных побуждений у частных лиц успешно восполняется государственным законодательством, которое упорядочивает экономические отношения в нравственном смысле в видах общего блага, не предрешает вопроса о том, в какой мере и в какой форме желательно такое упорядочение для будущего. Несомненно только то, что самые факты государственного воздействия в этой области (например, законодательное регулирование цен) непреложно доказывают, что данные экономические отношения не выражают собою никакой естественной необходимости; ибо ясно, что законы природы не могли бы быть отменяемы законами государственными».
Приговор Владимира Соловьева «экономической науке».
Если мы приходим к признанию того, что никаких «экономических законов» нет, а есть лишь причинности природного и человеческого порядка, то мы, как считает Соловьев, должны мобилизовать наш ум и нашу нравственность (совесть). Совершенствование экономики возможно лишь через более глубокое познание законов природы и через нравственное совершенствование людей:
«Так как подчинение материальных интересов и отношений в человеческом обществе каким-то особым, от себя действующим экономическим законам есть лишь вымысел плохой метафизики, не имеющий и тени основания в действительности, то в силе остается общее требование разума и совести, чтобы и эта область подчинялась высшему нравственному началу, чтобы и в хозяйственной своей жизни общество было организованным осуществлением добра».
Вот приговор Владимира Соловьева так называемой «экономической науке»:
«Никаких самостоятельных экономических законов, никакой экономической необходимости нет и быть не может, потому что явления хозяйственного порядка мыслимы только как деятельности человека – существа нравственного и способного подчинять все свои действия мотивам чистого добра. Самостоятельный и безусловный закон для человека, как такого, один – нравственный, и необходимость одна – нравственная».
Из приведенного выше приговора Соловьева следует конкретный практический вывод: надо перестраивать все наше экономическое образование. А, коль мы к этому не готовы (психологически и интеллектуально), то на время вообще следует закрыть все экономические факультеты и кафедры. А подготовку молодых людей для народного хозяйства поручить преподавателям естественных дисциплин и специалистам по этике. И параллельно написать один учебник по экономике, объясняющий, что такое экономика, как ею управлять, как правильно организовать производство, обмен, распределение общественного продукта. Что-то типа «Домостроя» 16 века[4]. Только тот был адресован семье (домостроительство на уровне «ячейки общества»), а это должен стать «Домостроем» для всей России. То, что можно назвать «национальной экономикой»[5].
О сфере действия законов нравственности.
Законы нравственности универсальны, они проявляют себя в разных областях человеческой жизни. Экономика – лишь одна из них:
«Особенность и самостоятельность хозяйственной сферы отношений заключается не в том, что она имеет свои роковые законы, а в том, что она представляет по существу своих отношений особое, своеобразное поприще для применения единого нравственного закона, как земля отличается от других планет не тем, что имеет какой-нибудь свой самобытный источник света (чего у нее в действительности нет), а только тем, что по своему месту в солнечной системе она особым, определенным образом воспринимает и отражает единый общий свет солнца».
И, тем не менее, именно в экономике проявление нравственных законов может быть особенно ярко выражено. Здесь следует обратить внимание на то, что не все мыслители согласны с тезисом Соловьева о всеобщем «проникновении» нравственных законов на все сферы общественной жизни. Известный русский мыслитель Константин Леонтьев выражал особую точку зрения на вопрос о границах применения нравственных норм. Он полагал, что эти нормы регулируют лишь межличностные отношения. Они не могут и не должны распространяться на сферу межгосударственных отношений. Он формулировал несколько неожиданный тезис: нравственные нормы не должны определять политику государства. Особенно внешнюю политику. Это положение он формулировал на основе тех просчетов и даже провалов, которые несла Российская империя из-за того, что во внешней политике руководствовалась моральными принципами. Государство, по мнению Леонтьева, в своей политике должно руководствоваться, прежде всего, национальными интересами. А вот национальные интересы, как он считал, должны быть правильно поняты, в том числе учитывать вселенскую миссию государства. Более того, Леонтьев полагал, что величайшие политики и государственные деятели не могут оцениваться с помощью нравственных критериев. Они принимают политические решения, которые касаются не их личных интересов, а интересов общества, нации, государства. А вот в экономике преобладают отношения межличностные. Хотя участники (субъекты) экономических отношений могут не входить в непосредственный контакт друг с другом.
Две стороны медали под названием «экономический материализм».
По мнению Соловьева, нет принципиального различия между социализмом и капитализмом. Они – две стороны одной медали. Под социализмом понимается в первую очередь поздний социализм. Даже еще не марксистский, атеистический, а социализм в версии Сен-Симона, который вроде был даже католиком. На первый взгляд, социалисты встают на нравственную точку зрения, так как провозглашают своей задачей преодоление бедности, социальной несправедливости. А у социалистов (включая Сен-Симона) экономика – сфера действия интересов. А интересы произрастают из страстей. Нравственности тут места не остается.
Старшее поколение наших граждан в свое время изучало в институтах марксистско-ленинскую политэкономию. Один из краеугольных камней этой науки был тезис о том, что экономика – отношения между людьми (по поводу производства, обмена, распределения и потребления благ). Тут спорить не с чем. Вторым краеугольным камнем был тезис о том, что эти отношения управляются интересом. Причем интересом экономическим, материальным. А вот этот тезис сомнителен и опасен. Так называемый «интерес» у капиталистов регулируется и контролируется «рынком», а у социалистов — государством. Нравственным нормам как регуляторам интересов и экономических отношений ни у капиталистов, ни у социалистов места нет.
Адам Смит как идеолог «экономического материализма».
У капиталистов даже имеется «алиби», которое объясняет, почему они обходятся без моральных норм. Они ссылаются на своего «классика» Адама Смита с его знаменитой работой «Исследование о природе и причинах богатства народов» (1776)[6]. Между прочим, Адам Смит достаточно долго преподавал нравственную философию и написал книгу «Теория нравственных чувств» (1759), которую считал главным делом своей жизни. Но, парадоксально, все знают книгу о природе богатства, а книгу о нравственных чувствах – только узкие специалисты. Есть сильное подозрение, что книгу о природе богатства шотландский философ писал по заказу, многие ее положения не только не совпадали с идеями «Теории нравственных чувств», но и противоречили им. В книге о природе богатства фигурирует «невидимая рука рынка». Адам Смит формулирует постулат, который уже повторяют представители «экономической науки» на протяжении почти двух с половиной веков. Идея проста: отдельная личность, стремясь к собственной выгоде, независимо от её воли и сознания, направляется к достижению экономической выгоды и пользы для всего общества. Каждый производитель преследует собственную выгоду, но путь к ней лежит через удовлетворение чьей-либо потребности. Совокупность производителей, как будто движимая «невидимой рукой», активно, эффективно и добровольно реализует интересы всего общества, причём часто даже не думая об этом, а преследуя лишь собственный интерес. После выхода в свет «Исследования о природе и причинах богатства народов» знаменитый шотландец прожил еще 14 лет. Некоторые биографы и исследователи творчества Адама Смита утверждают, что он испытывал душевный дискомфорт от указанной книги. Пытался оправдываться и комментировать свой тезис о «невидимой руке». Мол, под «невидимой рукой» следует понимать руку Бога, которая помогает человеку и обществу в созидании и распределении материальных благ. Но, чтобы эта «рука» помогала, надо, чтобы люди находились в рамках определенных нравственных норм. В противном случае «рука» перестает работать на благо общества. Но это все, как говорится, осталось «за кадром». В представлении многих поколений, штудировавших книгу Адама Смита, «невидимая рука рынка» — некий автомат, действующий независимо от воли, чувств и целей отдельных участников экономической деятельности. Именно с подачи великого шотландца общепринятым и очевидным стало утверждение, что экономика — зона человеческой жизни, свободная от нравственных норм. Экономика – особенная зона общества, где действуют «железные законы» — такие же, как закон тяготения или закон Архимеда. Дело дошло даже до того, что уже в следующем, 19 веке целый ряд «профессиональных» экономистов стал утверждать, что экономическая наука не входит в состав так называемых «гуманитарных наук», она ближе к наукам естественным. Особенно это безумие стало массовым после того, как Карл Маркс выпустил свой толстенный «Капитал», который, как показалось многим его адептам, окончательно поставил экономику на «научную основу».
Но Соловьев, судя по всему, полагает, что при всей ответственности Карла Маркса за совращение людей в духе экономического материализма все-таки более виновен в этом Адам Смит. Тем более, что Карл Маркс и не скрывал, что заимствовал идеи шотландца в своей «Капитале». В одной из авторских сносок книги Соловьева «Оправдание добра» мы читаем: «Признание материального богатства целью экономической деятельности может быть названо первородным грехом политической экономии, так как в этом виновен еще Адам Смит».
Сегодня, в 21 веке духовные и интеллектуальные последователи Адама Смита и Карла Маркса продвинулись еще дальше в попытках представить экономику в качестве «точной», «естественной» науки. Для этого они активно занимаются внедрением математики в экономику. Начинает действовать магия числа. Обилие цифр, графиков и таблиц создает у непосвященных ощущение, что здесь все точно как в физике или механике. Впрочем, вся эта перегруженная математикой экономика преследует цель сформировать новый тип человека – homo economicus (человек экономический). Современная экономическая наука похожа на каббалу. В идеале homo economicus – живой робот, реагирующий на несколько управляющих сигналов. Эти сигналы апеллируют к таким чувствам homo economicus, как алчность, страх, удовольствия. Субъект, полностью очищенный от таких «предрассудков», как совесть и нравственность.
[1] Энтропи́я (от др.-греч. ἐντροπία - поворот, превращение) - широко используемый в естественных и точных науках термин. Впервые термин введён в рамках термодинамики как функция состояния термодинамической системы, определяющая меру необратимого рассеивания энергии. Последнее время используется также в социальных науках, означает распад, дезинтеграционные процессы, деградацию в обществе.
[2] Основные характеристики homo economicus были определены еще в «Богатстве народов» Адама Смита. Это, прежде всего: 1) доминирование в жизни человека личного интереса; 2) главное проявление личного интереса – социальное (имущественное) процветание; 3) действия по реализации личного интереса на основе рациональных решений.
[3] Биогеоцено́з (от греч. βίος — жизнь γη — земля + κοινός — общий) — система, включающая сообщество живых организмов и тесно связанную с ним совокупность абиотических факторов среды в пределах одной территории, связанные между собой круговоротом веществ и потоком энергии (природная экосистема). Представляет собой устойчивую саморегулирующуюся экологическую систему, в которой органические компоненты (животные, растения) неразрывно связаны с неорганическими (вода, почва). Одним из свойств биогеоценозов является способность к саморегуляции.
[4] «Домострой» - памятник русской литературы XVI века, являющийся сборником правил, советов и наставлений по всем направлениям жизни человека и семьи, включая общественные, семейные, хозяйственные и религиозные вопросы. Исследователи прослеживают связь «Домостроя» с более ранними сборниками поучений и «слов» славянского происхождения — «Измарагд», «Златоуст», «Златая цепь». Впрочем, не исключается связь и с такими западными сборниками, как «Книга учения христианского» (Чехия), «Парижский хозяин» (Франция) и т.д. Фактически, «Домострой» лишь систематизировал и оформил сложившиеся в то время морально-этические нормы поведения и нравоучительные тексты. В середине XVI века «Домострой» был переписан духовником и сподвижником Ивана Грозного — протопопом Сильвестром в качестве назидания молодому царю. Однако, некоторые исследователи считают, что Сильвестр был не простым переписчиком, а автором «Домостроя».
[5] Впрочем, отдельные попытки написания такого учебника уже делаются. См., например: Александр Олейников. Политическая экономия национального хозяйства. – М.: Институт русской цивилизации, 2010. – 1184 с.
[6] Часто название этой работы дают в кратком варианте – «Богатство народов».
0 комментариев для “Об «объективных» законах экономики. Мой ответ Евгению Скобликову”