О Сергее Федоровиче Шарапове

Rep. Bob Goodlatte’s 43-Day Assault On The Patent Troll

О Сергее Федоровиче Шарапове

До недавнего времени имя Сергея Федоровича Шарапова (1855–1911) было известно лишь узкому кругу историков-специалистов. К сожалению, ни в русской, ни тем более в советской историографии нет ни одного специального труда, посвященного этому человеку.

До революции о Шарапове вышло только две статьи, а после 1917 года его имя не упоминалось в исследованиях вплоть до 1970-х годов. Сказался и негативный отзыв В.И. Ленина, писавшего о Шарапове в статье «Перлы народнического прожектерства». Только в 90-е годы появляются первые работы, посвященные взглядам этого мыслителя, которого одни исследователи относят к «неославянофилам»; другие — к представителям «позднего славянофильства».

Шарапов родился 1 июня 1855 года в имении Сосновка Вяземского уезда Смоленской губернии в родовитой дворянской семье Федора Федоровича и Лидии Сергеевны. После 2-й Московской военной гимназии (поступил в 1868, окончил с отличием в 1872 г.) Сергей продолжил образование в Николаевском инженерном училище в Санкт-Петербурге, которое вскоре был вынужден покинуть из-за болезни матери, так и не кончив полного курса, но получив специальность сапера. С началом боевых действий на Балканах, Шарапов отправился добровольцем на войну в Боснию. По воспоминаниям, он руководил военными действиями до 1 мая 1876 года, затем был захвачен в Загребе венгерскими властями и в мае 1877 г. выпущен на свободу. Ездил по Италии, бедствовал, голодал, и даже начал подумывать о самоубийстве. Спало его сообщение от известного консервативного издателя и публициста А.С. Суворина, предложившего сотрудничество и выславшего авансом деньги. Работа за границей в качестве корреспондента «Нового времени» позволила Шарапову приобрести уникальный опыт.

Вернувшись, осенью 1878 года на родину, он вышел в отставку и занялся сельским хозяйством, поселившись в Сосновке. Пробовал себя в политике, но безуспешно. Судьба забросила его в Москву, где он близко сошелся с И.С. Аксаковым (сотрудничал в его газете «Русь»), которого считал своим учителем, отмечая, что именно общение с известным славянофилом сделало его готовым выдержать «экзамен зрелости на русского человека». Помимо «Руси», Шарапов сотрудничал в «Голосе Москвы», «Промышленном мире» и других консервативных органах печати. Как и многие славянофильские публицисты, Шарапов испытал давление цензуры, когда с 1886 года начал издавать газету «Русское дело» финансируемую московским купцом-старообрядцем Д.И. Морозовым, которая получила неоднократные предостережения за критику правительства (1888, 1889 гг.) и в итоге была временно приостановлена.

В конце 1880-х гг. завязалась переписка Шарапова с К.Н. Леонтьевым, после чего между ними установились отношения близкие к дружеским, что не совсем отвечает выдвинутой историком А.Л. Яновым версии о якобы имевшей место травле Леонтьева со стороны Шарапова. О том, что отношения двух мыслителей были доверительными, свидетельствует и то, что Шарапов советовался с Леонтьевым даже по вопросам, связанным с личной жизнью: «Хочу у Вас попросить одного разъяснения. Я живу с женщиной замужней, сам не женат. Любим друг друга очень, жизнь довольно христианская (она очень верующая и вера довольно действенная). Муж ее жив, но жить ей с ним было нельзя, не жила с ним уже 9 лет до связи со мной. Прожили мы год, как ангелы, мирно, тихо, благородно. Говеет она. Священник очень либерально разрешает ей жить со мной и дальше. Говею я. Иванцов (священник) тоже говорит: это грех, но уж пусть будет, ибо без него еще больший разврат мог бы быть. Таким образом, грех, который мы делаем сознательно, как бы благословляется. Нарушение закона брака Церковь может простить тогда, когда он не повторяется или когда человек хоть в ту минуту (при покаянии) решается его не повторять. Но как быть здесь: я говорю: я делаю и буду делать грех. Священник говорит: нужды ради, и делай, и дает мне отпущение грехов. Возможен ли здесь такой компромисс? И если невозможен, то что должен я делать, чтобы помириться не с моей совестью, а с моим разумом, который находит противоречие и протестует. (Совесть молчит, ибо наша жизнь чистая и честная.) Как Вы на это взглянете?» — спрашивал Сергей Федорович в письме к Леонтьеву от 6 мая 1888 г. Кстати, не без влияния Леонтьева Шарапов исповедался и причастился Великим постом 1888 года после 15-летнего перерыва. 23 июня 1890 г. Шарапов с отчаянием писал Леонтьеву о своей газете: «Мое «Р<усское> Д<ело>» окончательно погибло, дорогой Константин Николаевич, и я, кажется, перебираюсь в Петроград… Пожалуйста, Вы ведь читали начало моего романа (речь идет о романе «Чего не делать?» — А.Р.). Скажите по совести и прямо — художник я, или нет? Если да, ударюсь в это дело, если нет, останусь публицистом». В ответ Леонтьев, с присущей ему прямотой заметил, что, вряд ли следует «писать такие повести, которые никто не захочет во второй раз и видеть», и лучше оставаться талантливым и будящим мысль публицистом. Затем Шарапов создал и выпускал газету «Русский труд» (1897–1902 гг. с перерывами), которую постигла та же участь, что и «Русское слово». Далее последовала «Русская беседа», которая разделила судьбу предыдущих изданий. На свет появился «Мой дневник», в виде отдельных брошюр, но название пришлось по цензурным соображениям упрятать внутрь. На обложку были вынесены нейтральные названия: «Сугробы», «Посевы», «Жатва», «Заморозки», «Пороша», «Метели» и т.п. Впоследствии, ненадолго возобновилось издание «Русского дела», за которым последовал «Пахарь». Попыткой прорыва информационной блокады стало издание «Свидетеля» (1907–1908).

Шарапов активно популяризировал наследие славянофилов, считая, что «русская самостоятельная мысль по вопросу о государственном устройстве нашла себе выражение… именно у славянофилов, … славянофильская мысль, единственный продукт нашего собственного национального творчества, опирающаяся только на психологию русского народа и на изучение духа родной истории…». Он издал «Московский сборник» (М., 1887), куда помимо работ Шарапова вошли произведения М.Д. Скобелева, А.А. Киреева, Ф.М. Достоевского, И.С. Аксакова и др., и сборник «Теория государства у славянофилов» (СПб., 1898), включавший труды И.С. и К.С. Аксаковых, А.В. Васильева, А.Д. Градовского, Ю.Ф. Самарина. Шарапов пытался, по собственным словам, «к русскому церковному учению Хомякова, историческому И.С. Аксакова, политическому Н.Я. Данилевского» прибавить «русское экономическое учение», и доказать, что возможность создать научную денежную систему, в основе которой лежало бы также нравственное начало. Объектом постоянной критики с его стороны служил порядок денежного обращения, установившийся в России в результате реформ С.Ю. Витте. Борьба шла с переменным успехом, но в итоге Витте в итоге смог одолеть своего оппонента, навязав ему денежную субсидию на развитие коммерческого предприятия «Пахарь», и тем самым, скомпрометировав.

Шарапов выделял три главные функции государственной денежной системы: счетчика народного труда; «организатора и направителя» народного труда; защитника государства от соседей-конкурентов и «хищной международной биржи». Золотое обращение, по мнению Шарапова, не обеспечивало выполнения этих функций, и он предложил провести ликвидацию золотой валюты, и ввести «абсолютные деньги», которые должны были находиться в распоряжении центрального государственного учреждения, регулирующего денежное обращение. При этом государство должно было выпускать только необходимое количество денежных знаков, а денежная единица должна представлять некоторую постоянную, совершенно отвлеченную меру ценностей (бумажный рубль). Шарапов считал, что введение золотой валюты пагубно еще и тем, что лишило земледельцев оборотного капитала, т.к. при наличии бумажных денег всегда можно прибегнуть к эмиссии, а после возвращения кредита изъять бумажные деньги из обращения. Резко отрицательно отнесся Шарапов и к предпринятому Витте привлечению иностранных капиталов в Россию, утверждая, что эти капиталы не работают на отечественную экономику, оставляя основную часть доходов от производства в руках иностранцев.

Деятельность Шарапова не ограничивалась только публицистикой. Он продолжал хозяйствовать, прославился как изобретатель плугов новой системы, которые с успехом экспонировались на многих выставках (их создатель получил 16 наград, в том числе 10 первых), и основатель Сосновской мастерской этих плугов. В 1903 году российское Министерство земледелия послало коллекцию плугов общества «Пахарь» на сельскохозяйственную выставку в Аргентину. Русские экспонаты, в частности коллекция сельскохозяйственного инвентаря, имели там большой успех.

Попытка «похода в политику» закончилась для Шарапова неудачно. Непродолжительное время он являлся одним из учредителей и руководителей Союза Русских Людей (СРЛ), входил в состав его Исполнительного Совета (1905). Участвовал в составлении программы Союза землевладельцев (1905), стоял у истоков Русской Народной Партии (1905), в которую хотел преобразовать СРЛ. Он также вел активную общественную деятельность, неоднократно выступал с докладами в Русском Собрании, вместе тем, подчеркивая свою намеренную удаленность от деятельности монархических организаций. Не всегда гладко складывались его отношения с соратниками по правому лагерю. Шарапов критиковал А.И. Дубровина («хороший врач и никуда не годный политик»), А.Г. Щербатова («благонамеренный, но совершенно несерьезный»), В.М. Пуришкевича («жажда власти при полном отсутствии всякого нравственного регулятора») и других лидеров монархического движения. В ноябре 1905 года руководителем СРЛ был избран князь Щербатов, вместе с которым Шарапов неоднократно выступал за отмену золотой валюты и проведение правительством протекционистской политики в интересах отечественной промышленности.

Свои надежды Шарапов связывал с сильным самодержавным государством, которое, опираясь на систему самоуправления, смогло бы добиться «приведения капиталистического потока в некоторые рамки». Не в последнюю очередь этому должен был помочь проект устроения «национального, исторического русского земско-самодержавного строя». Главная работа, посвященная этому проекту — «Самодержавие и самоуправление» впервые увидела свет в 1899 году в Берлине. В предисловии к изданию Шарапов писал: «Горько и больно, что подобные вещи приходится печатать за границей, словно какое-нибудь нигилистическое издание, но что же делать? Мы зашли так далеко в нашей нетерпимости ко всякой свежей, не шаблонной мысли, мы так упорно навязываем одну казенную форму патриотизма, не допуская ничего, что подрывало бы святость и непогрешимость бюрократического начала, что ничего другого не остается». Автор не был уверен, что российская цензура пропустит его книгу, и оказался прав. Ее переиздание в 1903 г. в Москве привело к конфискации и уничтожению значительной части тиража. В 1905 г. работа вновь увидела свет при издаваемой С.Ф. Шараповым газете «Русское дело. В 1907 г. в Москве вышла книга С.Ф. Шарапова «Россия будущего» с подзаголовком «Третье издание «Опыта Русской политической программы», в которую вошло исследование «Самодержавие и самоуправление», а также переписка С.Ф. Шарапова с редактором газеты «Гражданин» князем В.П. Мещерским». Издания этой работы были известны в монархических кругах. На берлинскую публикацию неоднократно ссылался один из известных юристов самодержавной России П.Е. Казанский в своей работе «Власть Всероссийского Императора». О московской публикации 1905 года с одобрением отзывался в «Монархической государственности» Л.А. Тихомиров, стремившийся найти в ней подтверждение своим мыслям о порочности бюрократической системы.

Как убежденный монархист Шарапов с самого начала своей работы постоянно подчеркивал приоритет власти монарха. Более того, он доказывал, что изложенная им программа сочетания централизма и децентрализма призвана освободить главу государства от решения массы вопросов, которые вполне успешно могут быть решены на местах.

Подсчитав часы, затрачиваемые монархом на решение дел государственной важности, Шарапов приходит к выводу, что поскольку самодержец в силу объективных причин не может все решать сам, то за него действует бюрократия. Именно она и создает тромб в кровеносной системе государства, препятствуя взаимодействию власти и народа. «Самодержавие государя на глазах у всех обращается в самодержавие министра, последнее обращается в самодержавие директора, начальника отделения, столоначальника. Наступает полный произвол и полная безответственность…». Как мы видим, своих рассуждениях о бюрократии и самодержавии Шарапов продолжил традицию от славянофилов XIX века. Он и сам постоянно подчеркивал, что излагаемая им программа, есть «славянофильская программа государственного устройства».

В качестве альтернативы сложившейся бюрократической системе Шарапов предлагает схему управления, отделяющую «дело государево» от «дела земского». Согласно этой схеме, нужно создать «непосредственно под государем ряд крупных территориальных земских единиц, самоуправляющихся в пределах и на основании данного монархом закона. В каждой из этих единиц власть разделяется между представителем монарха, задача коего есть охранение закона от малейшего нарушения, и представителями самоуправления, коим принадлежит совершенно самостоятельное ведение всех дел области в пределах данного закона». Таким образом, возникает «ряд живых общественных самоуправляющихся земских организмов». Государство олицетворяет самодержец, а земщину — крупные самоуправляющиеся области. Согласно Шарапову, существующая земская система должна быть ликвидирована, поскольку число земских губерний излишне велико, к тому же земства введены не во всех регионах России. Должно быть образовано двенадцать «коренных русских областей» и шесть «инородческих областей». Всего получается 18 областей, созданных на основе географического, административного и этнического деления.

В своей концепции Шарапов выделил три ступени областного самоуправления. Низшей административно-земской единицей должен был быть всесословный приход, рассматриваемый как совокупность церковной и гражданской организации общества. В его ведение передавались все вопросы местной жизни, включая образование, торговлю, полицию, местное самоуправление и т.д. 2-й ступенью был уезд, а 3-й, высшей — область. Губернское деление упразднялось, создавалась система областного самоуправления, имевшая законодательную, финансовую и экономическую самостоятельность в пределах общеимперского законодательства. Во главе каждой области должен стоять генерал-губернатор, назначаемый монархом. Административное управление областью осуществляла областная дума, члены которой назначались генерал-губернатором и распределяли между собой отрасли управления, неся ответственность перед генерал-губернатором и земским собранием. Городское самоуправление также подчинялось областной думе. Председатель областной думы — областной предводитель дворянства, утверждаемый Императором и имевший право личного доклада монарху наравне с генерал-губернатором и в его присутствии. 50% мест в областной думе сохранялось за дворянством.

Вместе с тем, значение дворянства заканчивалось на областном уровне: «при областном делении кончается центральная государственная роль дворянства. В государственный механизм во всех его отраслях призываются люди по личному выбору государя, и здесь нет места сословности, а есть лишь место способностям и талантам. Назначенный государем министр или член Государственного, или Народохозяйственного совета или Сената может быть лишь человек, выдвинувшийся из среды земства по своим выдающимся способностям и уже сам факт его выбора и назначения должен давать ему права потомственного дворянина, если он не был таковым, помимо всяких чинов, или выслуги… Таким путем возможно создание многочисленного и действительно «лучшего» общественного класса и в местностях, доселе этого элемента лишенных». В своем незавершенном романе-утопии «Через полвека» Шарапов писал о будущей России, в которой дворянства «значительно меньше, … но зато это действительно цвет земли Русской… Теперь дворянство дается лишь за действительные заслуги царю и родине, а не за продырявливание казенных стульев».

Согласно схеме Шарапова, в состав центрального аппарата должны входить: законосовещательный (по общему законодательству) Государственный совет, назначаемый Императором и пополняемый выборными от областей по определенному служебному цензу (один представитель от «инородческих» и два от «коренных русских» областей, плюс два представителя от Московско-Нижегородской и два от Среднечерноземной областей); Народохозяйственный совет (по экономическому законодательству); Правительствующий Сенат — высшее административное учреждение из назначенных монархом и выборных от областей лиц; Контрольный сенат — высший орган контроля и руководства финансово-экономической политикой; специальные советы из выборных представителей при центральных ведомствах, сохраняющих за собой исключительно технические функции. Представители земства включались в состав Государственного и Народохозяйственного советов, а так же участвовали в специальных советах отдельных отраслей управления: финансовом, банковском, железнодорожном, земледельческом, научно-литературном.

Для эффективности подобной системы областного самоуправления, по мнению Шарапова, было необходимо проведение честных выборов, наличие ответственности перед законом, широкой самостоятельности для отстаивания закона на всех уровнях власти, до Сената включительно, и соблюдение строжайшего финансового контроля.

Предполагалось наличие свободы мысли, слова и печати, хотя цензура и сохранялась как государственная и областная «прокуратория» по делам печати для охраны «нравственной и художественной стороны в печатном слове». К слову, Шарапов никогда не отрицал необходимость цензуры вообще, отмечая в статья «Дезинфекция московской «прессы»", что в России «Образовалось целое сословие «писателей» совершенно безграмотных, невежественных, ни к какой литературе собственно неприкосновенных, и тем не менее ежедневно взбирающихся на газетную кафедру и беседующих с огромными аудиториями… Проституция печатного слова не только требует себе права на существование, не только говорит о терпимости к себе, но уже идет дальше. Сплоченная, она желает власти, желает быть хозяйкою в области печати, управлять и судить. Газетный стрекулист и прохвост почувствовал свою силу и громко кричит: иду на вас!».

Во главе разработанной Шараповым системы управления находился Самодержец, имеющий единоличное управление в международных, военных, церковных, законодательных и судебных делах, а также в народнохозяйственных делах, делах литературы, искусства и просвещения. Выводя из зоны критики фигуру Самодержца, Шарапов обосновывал реформу самоуправления необходимостью борьбы с бюрократией: «…чем сильнее надвигаются опасности внешние, чем ожесточеннее идет разорение России и гибель нашей культуры, тем ярче и махровее разрастается древо нашего бюрократизма на почве произвола, усмотрения и духовного мрака. В то время как все кругом России сплачивается, усиливается и растет, одна наша несчастная Родина хиреет и сохнет с каждым днем».

Идеи Шарапова не были восприняты ни в либеральных, ни в консервативных кругах. Друживший с ним С.К. Эфрон, считал, что это произошло потому, что «всегда и во всем искренний, Шарапов не мог укладываться в рамку, не мог пристать ни к какой партии; всегда и во всем он оставался самим собою, руководствовался и в своих писаниях, и в своих действиях только собственным умом и голосом собственной совести». Левые считали его «замшелым» ретроградом, готовым обслуживать власть и всерьез задумались над его словами только в период кризиса власти, летом 1917 года, «прогрессисты, либералы и радикалы», которые по собственному признанию Шарапова «терпеть не могли», с удивлением прочитали в «Петроградских ведомостях» одно из давних предсказаний Шарапова о возможности осуществления в России конституции, парламента, свободы печати, митингов и т.п.: «Поверьте мне на слово, что самая возмутительная стамбуловщина покажется детской шалостью перед тем, что будет у нас. При нашей некультурности и необузданности, при нашей свободе от всяких традиций мы явим миру такое поучительное зрелище «свободной страны», что самые ярые либералы станут вздыхать о временах Толстого, Сипягина и Плеве».

Не принимали идей Шарапова и многие консерваторы, видевшие в его проектах покушение на административную и территориальную целостность России, полонофильство и отсутствие патриотизма. Это послужило причиной конфликта со «Светом», в котором Шарапов на некоторое время нашел приют, и возможность печатать свои работы. Попытки Шарапова повлиять на власть заканчивались, как правило, столкновением с цензурой. Как публицист, он ощущал чувство «политического одиночества», как писатель не был популярен. Сергей Федорович внезапно скончался 26 июня (ст. ст.) 1911 года в Петербурге. По свидетельству современников гроб с его телом из Петербурга был перевезен в Сосновку «на собранные среди друзей деньги», поскольку мыслитель так и не скопил состояния, «и после смерти его ничего не осталось».

Репников Александр Витальевич,

доктор исторических наук, главный специалист Российского государственного архива социально-политической истории.

Источник - http://www.portal-slovo.ru/history/35491.php




0 комментариев для “О Сергее Федоровиче Шарапове