Догматические (теологические) основания российской государственности и национальной безопасности

Rep. Bob Goodlatte’s 43-Day Assault On The Patent Troll

Догматические (теологические) основания российской государственности и национальной безопасности

Предлагаем вашему вниманию работу нового автора РЭОШ —  Александра Игнатенко с Украины. Советуем также ознакомиться с его книгой «Критика падшего разума», выложенной в библиотеке сайта. В контексте деятельности Русского экономического общества она представляется весьма серьезной и актуальной.

Часть 1. Страшная правда о русской душе.

После столетнего господства различных форм западных идеологий в России (коммунизм, либерализм), мы наблюдаем постепенное «возвращение блудного сына», русского самосознания к истине. Русский ум начинает приходить в себя и понимать, что империя есть собственная, богоустановленная и проверенная столетиями форма существования российской государственности, восходящая к Византии, что Москва — есть Третий Рим, а Русская Православная Церковь – их духовная основа.

Но если православная имперская форма государственного устройства России является органической и собственной, тогда как получилось, что мы утратили её?! Как могло случиться, что Православная Церковь и церковная культура, которые были положены в основание русского национального самоопределения и создания российской государственности — потерпели сокрушительный крах в начале XX ст.?!

Исчерпывающий ответ на этот вопрос дает прот. Г.Флоровской в своей книге «Пути русского богословия». Русский богослов довольно подробно исследует духовную историю России в контексте истории Православной Церкви, государства и культуры. Отцу Г.Флоровскому удалось не только собрать колоссальный эмпирический материал по каждой исторической эпохе, но и внутренне пережить духовную трагедию России. В центре внимания автора история церковной культуры и ее кризис, и, вместе с ними, история трагедии всей русской культуры.

Фундаментом церковной культуры является богослужение и богословие. Автор книги делает акцент на втором аспекте. И не случайно, поскольку богословие в логической форме определяет границы исповедания, его отличие от других религиозных конфессий и традиций. Богословие отражает процесс осмысления членами Церкви внутреннего содержания христианского учения, раскрывает внутреннюю связь между отдельными его частями, обеспечивает истинность мистического богопознания, историческую преемственность и самотождественность духовного содержания учения. Но и этим его значение не исчерпывается. Совместно с богослужением (культом), богословие определяет содержание культуры, общественно-политического и даже экономического устройства цивилизации («Философия культа» П.Флоренского, «Церковь и интеллигенция» арх. Рафаила (Карелина)). Митрополит Филарет Московский всегда подчеркивал необходимость богословствовать и рассматривал богословие единственным и незаменимым основанием целостной духовной жизни.

Основной вывод, который следует при внимательном прочтении книги прот. Г.Флоровского, состоит в том, что истинной причиной системного кризиса российской имперской государственности является духовный разрыв с Византией в XVI в., а, следовательно, и разрыв с Вселенским Церковным Преданием (основу которого составляет православное византийское богословие и патристика), — заменой его местным, национальным. Как это сегодня ни парадоксально звучит, богословская наука последние пять столетий, даже в церковных кругах, встречала враждебность и непонимание, а временами порождала «неожиданный адогматизм и даже агностицизм, мнимого благочестия ради». Русский «обскурантизм» (ересь новых гносимахов), пишет отец Георгий, явился роковой трагедией в истории русской церковной культуры. Такое отношение к богословию, в итоге, и привело к тому, что русское церковное сознание в историческом развитии утратило органическое единство, не пережило, во всей полноте, патристику и византизм. Не прошло школу христианского эллинизма и не овладело отеческим богословием изнутри. К сожалению, этот вывод русского богослова остаётся актуальным и в наши дни. Вселенское Церковное Предание, по-прежнему, остаётся в России не только «забытой религией», но и непознанным духовным сокровищем.

Таким образом, противоречивый и драматический характер исторического развития России теснейшим образом связан с кризисом церковной культуры, и, прежде всего, богословия. История Церкви составляют внутреннюю, субстанциональную основу всемирной истории. Церковь есть, по словам преп. Максима Исповедника, ипостасное ядро единства Бога и мира, пасхальный и эсхатологический исход Таинства в мир и мира в Таинство. Церковь — есть Мистагогия как «путь Таинства» в истории. Это процесс взаимопроникновения в Христе образа и первообраза, энергий человеческой и божественной природы [В. М. Живов «Мистагогия» Максима Исповедника и развитие византийской теории образа. По изд.: Художественный язык средневековья. М., Наука, 1982 г. с. 108-127. [Электронный ресурс]. URL: http://krotov.info/history/00/zhivov/zhivov_01.html].

Кризис церковной культуры, происходил, согласно историческим исследованиям прот. Г.Флоровского, в несколько этапов.

Первый этап. Это кризис русского византизма в ХVI веке, кризис византийской культуры в русском духе, повлёкший выпадение русской мысли из патристической традиции. Этот кризис был настоящей трагедией русского православия. «В самый решительный момент русского национально-исторического самоопределения, — пишет Г.Флоровский, — Византийские традиции прервались. Византийское наследие было оставлено и полузабыто. В этом отречении «от греков» завязка и существо Московского кризиса культуры…». «Заимствованная византийско-христианская культура не стала «общенародной» сразу, а долгое время была достоянием и стяжанием книжного или культурного меньшинства. Это было неизбежной и естественной стадией процесса» [Прот. Георгий Флоровский. Пути русского богословия. — [Электронный ресурс]. + URL: http://www.vehi.net/florovsky/puti/01.html].

Непосредственной причиной разрыва культурной преемственности выступили сначала поездка греческого митрополита Исидора на Флорентийский собор, и затем падение Византии. Религиозное сознание восприняло эти события как свидетельство наступления конца этого мира.

Падение Константинополя воспринималось как возможная опасность для чистоты греческой веры и отсюда недоверчивость к грекам живущим «во области безбожных турок поганского царя». Разрыв духовной преемственности, отмечает отец Георгий, приводит сужению православного кругозора, подмене Вселенского Церковно-исторического Предания национальным, падению авторитета и интереса к Византии [Там же].

В XV-м веке обозначается поворот к Западу. В конце XV века в Новгород и Москву проникает ересь жидовствующих. Параллельно в Новгороде идет сближение с латинством. Распространяется «Геннадиевская» Библия, написанная в католическом духе. Католический дух проникает в церковную жизнь. Латинское становилось постепенно ближе греческого. В XVI-м веке проходит Стоглавый собор, в котором отрыв от греков очевиден. В XVI веке происходит распад иконного письма в русской иконописи: отрыв от иератического реализма и увлечение декоративным символизмом (аллегоризмом). Преобладание Русского Царства над Русской Церковью – было политическим актом решительного отречения от Византии [Там же].

Второй этап кризиса церковной культуры соответствует первой открытой встрече России с Западом в XVI веке, которая заканчивается тотальным отступничеством церковной иерархии и отпадением в унию. Этот период истории прот. Г.Флоровский называет «псевдоморфозой религиозного сознания, псевдоморфозой православной мысли…» [Прот.Г.Флоровский. Пути русского богословия» — [Электронный ресурс]. URL: http://www.vehi.net/florovsky/puti/02.html. ].Псевдоморфоза – это замена одного элемента системы другим (чуждым ему), с сохранением внешних форм исходного. Псевдоморфоза – ложная фальшивая форма.

«Это была острая романизация Православия, — отмечает русский богослов, — латинская псевдоморфоза Православия. На опустевшем месте строится латинская и латинствующая школа, и латинизации подвергается не только обряд и язык, но и богословие, и мировоззрение, и сама религиозная психология. Латинизируется сама душа народа». И далее: « …. при всем этом внутреннем латинизме была удержана каноническая независимость… Но внутренняя свобода и независимость были потеряны, и было утрачено и само мерило для самопроверки… Восточные связи были перерваны. Утверждается чуждая и искусственная, неорганическая традиция, и она как бы перегораживает творческие пути… » [Там же].

Таким образом, резюмирует второй этап кризиса церковной культуры отец Георгий, открытая встреча с Западом окончилась сдачей в плен (киевская ученость). «Сложилась школьная традиция, возникла школа, но не создалось духовного и творческого движения. Сложилась подражательная и провинциальная схоластика, именно «школьное богословие», theologia scholastica. Это обозначило некую новую ступень религиозно-культурного сознания. Но в то же время богословие было сорвано с его живых корней. Возникло болезненное и опасное раздвоение между опытом и мыслью» [Там же].

Третий этап кризиса церковной культуры, в исторической периодизации прот. Г.Флоровского, соответствует великой Смуте XVII века, эпохе народных мятежей и восстаний.

«Кончается этот испуганный век апокалипсической судорогой, страшным приступом апокалипсического изуверства. Вдруг показалось: а не стал ли уже и Третий Рим царством диавольским, в свой черед…

В этом сомнении и в этой догадке исход и тупик Московского царства. Надрыв и душевное самоубийство. «Иного отступления уже не будет, зде бо бысть последняя Русь»… [Прот. Георгий Флоровский Пути русского богословия. — [Электронный ресурс]. URL: http://www.vehi.net/florovsky/puti/03.html].

В бегах и в нетях, вот исход XVII-го века. Был и более жуткий исход: «древян гроб сосновый», — гарь и сруб…» [Там же]

Реформы патриарха Никона, согласно прот. Г.Флоровскому, не означали возвращения к святоотеческой византийской традиции. Это была обрядовая реформа, реформа чинопоследования, возвращение к «греческой» торжественности, пышности и благолепию. Основная тема раскола не «старый обряд», но «Царствие», — резюмирует эту тему прот. Г.Флоровский [Там же].

Г.Флоровский называет раскол социально-политической утопией. Не «обряд», но «Антихрист» есть тема и тайна русского Раскола» [Там же]. «Мечта раскола была о здешнем Граде, о граде земном, — теократическая утопия, теократический хилиазм. И хотелось верить, что мечта уже сбылась, и «Царствие» осуществилось под видом Московского государства. Пусть на Востоке четыре патриарха. Но ведь только в Москве единый и единственный православный Царь (срв. у Арсения Суханова, в его «статейном списке», о его споре с греками)…

И это ожидание было теперь вдруг обмануто и разбито…» [Там же].

Основная предпосылка и источник раскола, согласно отцу Г.Флоровскому, в подмене идеи спасения священным укладом и обрядом (чином), «Типиконом», в ложном понимании природы Церкви и её Таинств. Духовную основу раскола, — выносит жестокий приговор русскому народу прот. Г.Флоровский, — составляет одержимость, мечтательность, беспокойство и мнительность, отсутствие духовного трезвения. Это выход, исступление из истории, отрыв от соборности [Там же].

Таким образом, раскол явился непосредственным следствием разрыва с Византией и патристической традицией. Правильная оценка духовного содержание раскола имеет свою актуальность для всей последующей истории России и Русской Церкви.

После смуты участие иноземцев в русской жизни становится все более ощутимым. В русской иконописи отмечается сильное влияние западных гравюр, а в церковном пении мы видим сильное влияние «польских» певчих, которые поют «согласием органным».

В ХVII-м веке западное влияние усиливается в самой церковной жизни. И главный путь этого влияния идет из Киева. Католические идеи, пишет русский богослов, проникают в высшие сословия общества (сам царь и его сын Алексей) и в высшие ступени церковной иерархии (архиереи).

«С окончанием века наступает псевдоморфоза и в Московском просвещении… Москва борется с наступающим из Киева латинофильством. Но нечего было противопоставить из своих залежавшихся и перепутанных запасов. Призываемые греки оказывались мало надежными, при всей их эрудиции…

И побеждает Киев…» [Там же]

Четвёртый этап кризиса церковной культуры приходится на петербургский переворот и церковную реформу Петра Великого.

«В системе Петровских преобразований, пишет отец Георгий, церковная реформа не была случайным эпизодом. … Это был властный и резкий опыт государственной секуляризации («перенесение к нам с Запада так сказать еретичества государственного и бытового», заметил однажды Голубинский) [Прот. Г.Флоровский. Пути русского богословия. — [Электронный ресурс]. URL: http://www.vehi.net/florovsky/puti/04.html].

Именно поэтому, реформа Петра была не поворотом, а переворотом. «И именно с Петра и начинается великий и подлинный русский раскол … Раскол не столько между правительством и народом (как то думали славянофилы), сколько между властью и Церковью. Происходит некая поляризация душевного бытия России. Русская душа раздваивается и растягивается в напряжении между двумя средоточиями жизни, церковным и мирским» [Там же].

Государственная власть при Петре самоутверждается, и во имя своего первенства стремится подчинить, вобрать и включить в себя Церковь, лишив её самостоятельности и независимости. Система церковно-государственных отношений при Петре вводится и провозглашается в «Духовном регламенте».

«Смысл «Регламента» очень прост и слишком ясен. Это есть программа Русской Реформации…» [Там же].

«Регламент», — даёт оценку реформы церковно-государственных отношений прот. Г.Флоровский, — был общим делом Феофана Прокоповича и самого Петра. Это манифест и декларация новой жизни. Это было требование признать и принять новую программу жизни, — признать новый порядок вещей и принять новое мировоззрение. Это было требование внутреннего перелома и приспособления...». Петр в России хотел церковное управление организовать так, как было оно организовано в протестантских странах» [Там же].

Прот. Флоровский отмечает, что по своему мировоззрению Петр был человеком Реформации и Самарин, верно, заметил о нём, что «он не понимал, что такое Церковь, он просто ея не видел, и потому поступал, как будто бы ея не было». «Источник церковных «реформ» Петра именно в этом религиозном неведении и нечувствии…». И было что-то демоническое во всей Петровской эпохе [Там же]. «Феофан исходит из известного реформационного принципа или постулата: cujus regio, ejus regio. Государь, и именно как государь (Landesherr), есть «хранитель обеих скрижалей», custos utriusque tabulae. И ему принадлежит вся полнота власти над его землей и на его земле, «верховенство над землею» (Landeshoheit), всеобъемлющее jus territorii… И Церковь ведь внутри этой его земли…» [Там же].

Русский богослов подводит итог Петровской Реформе следующим образом: Петровская Реформа в целом не удалась. «Реформация» осталась внешним насилием, — она заставила церковное тело сжаться, но не нашла симпатического отзвука в глубинах церковного сознания, « …. в своем эмпирическом составе и в историческом образе жизни Русская Церковь была глубоко встревожена и сотрясена этой «реформацией» [ Там же].

В России фактически был установлен некий «цезарепапизм» в духе Реформации. Церковное сознание не приняло и не признало фактический «цезарепапизм», и мистическая полнота Церкви была сохранена [Там же]

«Петровская Реформация, — пишет отец Георгий, — разрешилась протестантской псевдоморфозой церковности и … «вавилонским пленением» Русской Церкви…» [Там же].

До воцарения Елизаветы Петровны, протестантизм находился под покровительством государства, а петровское правительство старалось создать впечатление, что православие есть своеобразный ритуалистический протестантизм и ему не противоречит. Впоследствии Екатерина II даже утверждала, что между православием и лютеранством почти нет различий.

В Аннинское время, т. е. при Бироне, к православию относились как к вредному суеверию. «О, коль многое множество под таким предлогом людей, — вспоминал Амвросий Юшкевич, — духовных, а наипаче ученых, истребили, монахов порасстригали и перемучили. Спроси ж за что. Больше ответа не услышишь, кроме того: суевер, ханжа, лицемер, ни к чему годный. Сие же все делали такою хитростию и умыслом, чтобы вовсе в России истребити священство православное и завесть свою нововымышленную беспоповщину» [Там же].

Только в Екатерининское время положение изменилось. Но к этому времени уже подросли поколения местных великороссийских латинистов. Школа оставалась латинской. «Колония» окрепла, но колонией не перестала быть.

Новая школа, пишет дальше отец Георгий, была чужой латино-польской колонией в родной земле. От славянского языка отвыкали, Писание, грамматика, риторика и пиитика изучались на латыни. Создавалось гнетущее впечатление, что в этой школе меняют, если еще и не веру, то национальность. Молились ещё по-cлавянски, а богословствовали по латыни. Доходило до того, что ученики не умели сразу писать по-русски, а должны были сначала выразить свою мысль по-латыни, а затем перевести её на русский язык. «От сего происходили священники, которые довольно знали латинских и языческих писателей, но мало знали писателей священных и церковных » [Там же].

«Строится, — резюмирует отец Георгий, — западная культура. Даже богословие строится западное…» [Там же]. « В этом причина, — сетует Г.Флоровский, — и того тоже еще не изжитого отношения к богословской науке, как к иностранному и западному изобретению, навсегда чуждому для православного Востока, которое так трагически мешало и мешает оздоровлению русского религиозного сознания и освобождению его от предрассудков старины и новизны..» [Там же].

«Наступает господство латино-протестантской схоластики. Школа остается латинской по языку, метод преподавания и учебный быт не изменяются» [Там же]. Но, отмечает отец Георгий, самым худшим было то, что школьная система имела неорганический характер, при котором богословское преподавание не оживлялось непосредственным опытом церковной жизни. Все это «школьное» богословие было в собственном смысле беспочвенным. Оно взошло и взросло на чужой земле. «Точно надстройка над пустым местом… и вместо корней сваи… Богословие на сваях, — вот итог XVIII-го века» [Там же].

«Вот этот болезненный разрыв в самом церковном сознании есть, быть может, — с горечью резюмирует результаты реформы прот. Г.Флоровский, — самый трагический из итогов Петровской эпохи. Создается некое новое «двоеверие», во всяком случае: двоедушие…» [Там же].

Во второй половине века возникают и развиваются все основные русские секты, с ярко выраженным мечтательным и мистическим содержанием: хлыстовство, скопчество, духоборство, молоканство.

В Екатерининское время создаются в России крепкие колонии немецких сектантов— гернгутеров, менонитов, «моравских братьев», которые приносят с собой апокалипсическую мечтательность, склонность к иносказаниям и «духовному» толкованию Слова Божия.

Начинался ХVIII-ый век, — завершает исторический анализ петровского переворота отец Георгий, — попыткой Реформации в Русской церкви, при Екатерине предлагается проект «реформы» в духе Просвещения, но заканчивается ХVIII-ый век монашеским возрождением и подъемом духовной жизни [Там же].

При Александре государство, отмечает Г.Флоровский особенности взаимоотношений между государством и Церковью, делает шаг вперёд, дальше Петра и Феофана, по узурпации Церкви. Если петровское государство подчинило себе Церковь скорее извне, то при Александре государство вновь сознает себя священным и притязает на религиозное главенство. Заключается Священный Союз как некое предварение Тысячелетнего Царства и создается « Министерство духовных дел и народного просвещения» (указ от 14 октября 1817 года), призванное соединить веру и силу власти. «Сугубое министерство», которое отец Георгий называет министерство религиозно-утопической пропаганды, должно было объединить все исповедания или «церкви». Обер-прокурор «вступает в клир Церкви» в качестве «местоблюстителя внешнего епископа». [Прот.Г.Флоровский. Пути русского богословия. — [Электронный ресурс]. URL: http://www.vehi.net/florovsky/puti/05.html].

Это был замысел религиозного возглавления и сосредоточения культуры в руках государства. «Министерство духовных дел и народного просвещения» явилось новым звеном в развитии церковной реформы и нового церковно-политического режима Петра Великого. Новое министерство возглавил кн. А.Н.Голицын, бывший обер-прокурор Синода, исповедовавший «универсальное христианство» как и император Александр. Синод вводится в систему государственной администрации «духовных дел», как особое «отделение греко-российского исповедания. Это была «великая химера универсального христианства», по замечанию Де-Местра. «Режим Священного Союза означал закрепощение совести и духа. Эта была самая притязательная форма этатизма, — этатизм теократический» [ Там же].

Подводя итоги духовной истории послепетровского периода в России, прот. Г.Флоровский отмечает, что в этих условиях «западничество» было неизбежно, к преданиям духовной жизни удалось вернуться только по западному пути и примеру [Там же].

Учиться богословию приходилось по иностранным книгам и руководствам. На протяжении почти всего XIX века почти все богословские исследования проводились на основе латинских и немецких книг. Поэтому возникала потребность изучать эти языки и читать иностранные книги. В результате богословская мысль испытывала острое влияние чужой конфессиональной среды, вовлекалась в трудные ненужные споры, а душа раздваивалась и отрывалась от твердых устоев.

Наибольшая опасность, — делает важное замечание прот. Г.Флоровский, — коренилась в том, что духовные школы не были органически связаны с церковной жизнью. «Духовное юношество годами жило в искусственной изоляции полуправославной и полурусской школы. Поэтому развивались навыки абстрактного теоретизирования, развивался своеобразный мечтательный интеллектуализм» Волна западных мистических увлечений начинает спадать только с восстановлением созерцательных монастырей в России и возвращением к православным преданиям [Там же].

Заканчивается петровский период русской истории Собором 1917-1918 годов и восстановлением патриаршества [Прот. Георгий Флоровский. Пути русского богословия. — [Электронный ресурс]. URL: http://www.vehi.net/florovsky/puti/08.html].

«Орел Петровского, на западный образец устроенного самодержавия выклевал это русское православное сердце. Святотатственная рука нечестивого Петра свела первосвятителя Российского с его векового места в Успенском соборе. Поместный собор Церкви Российской от Бога данной ему властью поставит снова Московского Патриарха на его законное неотъемлемое место» (из речи арх. Иллариона Троицкого, 23 октября 1917 г.) [Там же].

В заключительной главе своего труда, отец Георгий подводит итоги исторического развития церковной культуры, истории русского богословия [Прот. Георгий Флоровский Пути русского богословия. — [Электронный ресурс]. URL:http://www.vehi.net/florovsky/puti/09.html].

В истории русской культуры, — пишет русский богослов, — нет непосредственной цельности, нет целостной духовной жизни. Влияние чувствуется сильнее, чем творческая самодеятельность, русская душа расплывается во временах и несоизмеримые душевные формации срастаются между собой. Эта сложность от чрезмерной впечатлительности, «всемирной отзывчивости» и предательской склонности к культурно-историческим перевоплощениям: «Нам внятно всё – и острый галльский смысл, и сумрачный германский гений». В этих странствиях по временам и культурам душа рискует потеряться и не вернуться к самой себе [Там же].

«Слишком часто она (русская душа – А.И.), – продолжает отец Георгий, — заболевала этим мистическим непостоянством. Слишком привыкли русские люди праздно томиться на роковых перекрёстках, у перепутных крестов. «Ни Зверя скиптр нести не смея, ни иго лёгкое Христа»… Нет решимости сделать выбор. Нет воли принять ответственность. Есть что-то артистическое в русской душе, слишком много игры. Душа растягивается. Тянется и томится среди очарования…. Но не было в русской душе этой жертвенности, не было самоотречения перед истиной, этого последнего смирения в любви. Душа двоится и змеится в своих привязанностях. И позже всего просыпается в душе логическая совесть, — искренность и ответственность в опознании. Два соблазна зачаровывают русскую душу. Соблазн священного быта, это соблазн древней Руси, соблазн «старообрядчества», оптимизм христианского устроения на исторической земле – как тень за ним следует апокалипсическое отрицание в расколе. И соблазн пиитического утешения, это соблазн «новой интеллигенции», западнической и народнической, в равной мере…» [Там же].

Перманентный кризис в истории церковной культуры в начале XX века приводит её к катастрофе. В истории Русской Церкви образовался болезненный разрыв, между богословием и благочестием, между богословской учёностью и молитвенным богомыслием, между богословской школой и церковной жизнью» [Там же].

Богословская наука, подводит итоги развития богословской науке в России русский богослов, принесенная в Россию с Запада, оставалась инославным включением в церковноорганическую жизнь. Богословская наука развивалась в слишком искусственной среде, перестала быть разысканием истины и исповеданием веры, не привлекала внимание в широких церковных кругах. Богословская наука оказалась ненужной, встречала непонимание, мнительное недоверие и прямое недоброжелательство.

«Рождалось какое–то темное воздержание и уклонение от знания, своего рода богословская афазия, неожиданный адогматизм и даже агностицизм, мнимого благочестия ради, — ересь новых гносимахов [Там же].

Гносимахия, по Флоровскому, грозила духовному здоровью и самому духовному деланию. Возникала опасность душевное принять за духовное. Вне богословской проверки русская душа становилась нестойкой беззащитной в искушениях. [Там же].

Русский «обскурантизм», подчеркивает прот. Г.Флоровский, явился роковой трагедией в истории русской церковной культуры. «Обскурантизм» зародился, как тревога и протест против заимствованной и самодовлеющей учености, не укорененной в действительности религиозного опыта и жизни. Богословие перестало выражать и свидетельствовать веру Церкви. И преодолеть его может только творческая богословская мысль, когда она вернется к церковным глубинам, и высветит их изнутри» [Там же].

Русское богословие в своем развитии путь церковно-исторических воспоминаний прошло слишком бегло и недостаточно полно пережило патристику и византизм. Русская богословская школа ещё должна пройти самую строгую школу христианского эллинизма. Русское богословие не овладело отеческим богословием изнутри.

Восстановление патристического стиля, глубокое укоренение в Церковь, и жизнь в этой таинственной, сверхвременной и целостной традиции, — вот первый и основной постулат русского богословского возрождения [Там же].

Таким образом, противоречивый и драматический характер исторического развития России связан с преждевременным её разрывом с Византией и христианским эллинизмом. Духовные плоды византийской православной цивилизации, положенные в её основание (это, прежде всего византийское богословие), не были присвоены и осмыслены русским церковным сознанием. Православное богословие и святоотеческое предание были забыты и оставлены. Этот разрыв, начиная с XVI века, положил основание перманентному кризису церковного сознания и церковной культуры. Кризис в церковной жизни повлек за собой кризис в общественно-политической и культурной жизни. Единство и гармония церковного православного сознания постоянно разрушались католическим и протестантским богословием, которые заняли место православного после разрыва Москвы с Византией. Сформировалось духовное двоедушие или двоеверие. С одной стороны, произошло окатоличивание (романизация) и протестантизация (германизация) церковного сознания, а, с другой, была удержана каноническая независимость и непрерывность в духовном опыте и русском благочестии. Но в богословии отеческий метод, внутренняя свобода и независимость были потеряны. И, самое главное, было утрачено и само мерило для самопроверки. В России утверждается чуждая и искусственная, неорганическая традиция.




3 комментариев для “Догматические (теологические) основания российской государственности и национальной безопасности

  1. Какой блестящий комментарий товарища. Мое глубокое почтение. Ваш комментарий стоит сотен статей "нового автора РЭОШ" и прочих "соминых". По моему на сайте одного автора такой меткий комментарий увидел впервые. Чтобы петь осанну "византийской модели" надо быть либо конченным идеалистом, либо провокатором, либо просто...

  2. Может , вопреки Флоровскому, вернуться не к византийской традиции , а к христианской? Жаль, что ни автор, ни Флоровский так и не увидели, что сама идея русского Православия происходит от византийского цезарепапизма- обожествления царя-батюшки . Тогда, когда Православная Церковь перестанет предавать свою собственную паству, молчаливо одобряя все , что делает власть. хоть сейчас, хоть сто лет назад, когда вспомнят зачем она вообще нужна, тогда начнется восстановление ее. Ну и где сейчас эта Византия, почему рухнула? Не от того-ли, что развратилась духовно и нравственно, не от предательства -ли себя и своего народа? И предлагают еще вернуться. Так уже вернулись, точнее никуда не уходили. Донбасс бомбят, люди реально голодают, а пастыри забили на это дело, молчат себе в тряпочку. А ведь это их паства. Где великие Патриархи. которые своим жезлом потрясали троны царей, где епископы, которые за свою паству готовы были в огонь и в воду ? А потом удивляются, а почему 17 год случился. да вот поэтому и случился, и случится еще, если Церковь не повернется к пастве лицом. а не будет воспринимать их как баранов для стрижки. Правильно писал Рюминский "…церковь и духовенство покрывали своим высоким званием все, что делало правительство. За долгие годы, протекшие со времен Петра Великого, не было такого преступления, совершенного правительством, которого бы не освящала церковь.Представители власти, убивая друг друга, сменяли насильственным путем престолы, терзали, мучили подданных, измывались над крестьянами, состоявшими в рабской зависимости от господ, — церковь и духовенство говорили: все это хорошо, так указывает крестьянская религия. Все долгие тяжкие годы крепостного права не раздавалось голоса с высоты митрополичьих и епископских кафедр, не говорили в проповедях с амвона сельские священники: стыдно, противно Христову учению — закрепощение одних людей другими"

  3. Что за мерзость написана про Русскую Православную Церковь в последнем абзаце? Это что, такой хитрый заход с Украины к нам? (подкоп под Катасонова) Модераторы! Вы бы лучше мат опубликовали, и то было бы как-то менее пакостно...

Комментарии закрыты.